От вас еще что-то осталось? о.О
Она сидела и нервно курила. Я по старой избитой привычке стучал костяшками пальцев по столешнице и безучастно смотрел в окно. Здесь же, на столе, лежала веревка. Нет, даже не веревка... петля. Петля, уже натертая дорогим туалетным мылом. Петля, пахнущая дорогими духами и французским вином. Рядом лежала записка, написаная корявым детским почерком. Записка была мятая, пропитаная слезами. Я не смотрел туда. Я смотрел в окно.
Там, за окном, в тумане серебристой тюли шел снег. Снег покрывал вечерний город. Маленькую, забившуюся в самый угол двора детскую площадку и одинокого черного пса, упрямо сидевшего напротив наших окон и глядящего горящими глазами прямо мне в лицо. Или мне это просто казалось...
- Посмотри на меня... - попросила она.
- Зачем? - я не повернулся.
- Ты же знаешь, как мне тяжело... почему ты никогда не поддерживаешь меня?
- А ты хотела бы, чтобы я сам продел твою голову туда? - я резко повернул лицо к ней и кивком указал на петлю.
Она вздрогнула, сама посмотрела в окно и нервно затянулась. Стряхнула уже довольно большой столб пепла с сигареты, положила ногу на ногу и застучала пяткой по полу.
- Ты никогда не понимал меня, правда? - тихо, но несколько озлобленно спросила она.
- Я никогда не понимал тебя, - кивнул я, посмотрев на нее.
Красивая, стройная... точеные черты лица, белокурые вьющиеся волосы, яркие немного голубые глаза. Тонкие запястья окружают золотом змеи браслетов, на пальцах тихо сверкают камни колец. Этот ее полупрозрачный халат в японском стиле всегда приковывал к себе мой взгляд, заставлял желать ее...
Я глубоко вздохнул, подавляя в себе это. Сейчас мне не было это нужно. Я знал, что она делает все это машинально...
У нее ведь всегда было все, что бы она ни захотела. В ее руках всегда были деньги...
А я когда-то играл... когда-то я был актером. А потом она возжелала себе игрушку. И я не смог ей противостоять тогда... но не сейчас.
- Это ведь ты довел до такого... - мрачно произнесла она, - все эти твои слова про надежду, солнечный город в облаках, истину в вечности...
Она всегда и во всем обвиняла меня... всегда и во всем... что теперь? Я буду терпеть? Нет... хватит...
- Нет, - покачал головой я, - это...
Внезапно вбежавшая гувернантка сбила весь мой настрой. Она попыталась пригладить растрепанные волосы, совладать с учащенным дыханием...
- Милорд... там...
- Что? Что там? - я резко вскочил.
- Ваш сын... - гувернантка глубоко вздохнула и произнесла, - он умер...
Я вошел в комнату. Он лежал на полу, в середине комнаты... я знал, что он ненавидит эту комнату. Почти пустую. Серую... с добавлением золота... ради роскоши, которую так любила она.
Медленно подошел к нему, поднял с пола его маленькое хрупкое окровавленное тельце. Господи... он проткнул себя ножницами...
Я часто вспоминаю то время... часто сижу, смотрю на большого черного пса, устроившегося у меня в ногах, и вспоминаю... каждый раз всплывает в памяти эта записка, написанная его рукой... и слова...

Там, за окном, в тумане серебристой тюли шел снег. Снег покрывал вечерний город. Маленькую, забившуюся в самый угол двора детскую площадку и одинокого черного пса, упрямо сидевшего напротив наших окон и глядящего горящими глазами прямо мне в лицо. Или мне это просто казалось...
- Посмотри на меня... - попросила она.
- Зачем? - я не повернулся.
- Ты же знаешь, как мне тяжело... почему ты никогда не поддерживаешь меня?
- А ты хотела бы, чтобы я сам продел твою голову туда? - я резко повернул лицо к ней и кивком указал на петлю.
Она вздрогнула, сама посмотрела в окно и нервно затянулась. Стряхнула уже довольно большой столб пепла с сигареты, положила ногу на ногу и застучала пяткой по полу.
- Ты никогда не понимал меня, правда? - тихо, но несколько озлобленно спросила она.
- Я никогда не понимал тебя, - кивнул я, посмотрев на нее.
Красивая, стройная... точеные черты лица, белокурые вьющиеся волосы, яркие немного голубые глаза. Тонкие запястья окружают золотом змеи браслетов, на пальцах тихо сверкают камни колец. Этот ее полупрозрачный халат в японском стиле всегда приковывал к себе мой взгляд, заставлял желать ее...
Я глубоко вздохнул, подавляя в себе это. Сейчас мне не было это нужно. Я знал, что она делает все это машинально...
У нее ведь всегда было все, что бы она ни захотела. В ее руках всегда были деньги...
А я когда-то играл... когда-то я был актером. А потом она возжелала себе игрушку. И я не смог ей противостоять тогда... но не сейчас.
- Это ведь ты довел до такого... - мрачно произнесла она, - все эти твои слова про надежду, солнечный город в облаках, истину в вечности...
Она всегда и во всем обвиняла меня... всегда и во всем... что теперь? Я буду терпеть? Нет... хватит...
- Нет, - покачал головой я, - это...
Внезапно вбежавшая гувернантка сбила весь мой настрой. Она попыталась пригладить растрепанные волосы, совладать с учащенным дыханием...
- Милорд... там...
- Что? Что там? - я резко вскочил.
- Ваш сын... - гувернантка глубоко вздохнула и произнесла, - он умер...
Я вошел в комнату. Он лежал на полу, в середине комнаты... я знал, что он ненавидит эту комнату. Почти пустую. Серую... с добавлением золота... ради роскоши, которую так любила она.
Медленно подошел к нему, поднял с пола его маленькое хрупкое окровавленное тельце. Господи... он проткнул себя ножницами...
Я часто вспоминаю то время... часто сижу, смотрю на большого черного пса, устроившегося у меня в ногах, и вспоминаю... каждый раз всплывает в памяти эта записка, написанная его рукой... и слова...
Чтоб ты сдохла... мама

Написано хорошо, мне понравилось. Люблю рассказы такого типа, с болью, мукой, мрачной загадочностью...