Посмотрел Гангрейв. Кто бы знал, как я люблю и ненавижу такие вещи! Все как по заказу: пальба, кровища, рисовка в моем вкусе, отличный главный герой и, конечно, основная идея сюжета. Реально, шекспировская драма. В общем, впечатлен и уруру.
Или для победителей. Сложно сказать. В любом случае, для тех, кто оказался не победителем, лето кончилось. Для Диего Салины оно началось так, что не кончится, даже когда для всех будет уже осень. Это все потому, что он победитель по жизни.
Сначала немного о нас: полотнище номер разМы, Диего Салина, маркиз, генерал Северной Армии, вдовец, отец двоих детей, покровитель звезды Олларии и вообще просто душка, в компании восхитительного капитана Буэндиа и не менее восхитительного моего адъютанта, имя которого я благополучно забыл, прибыли в Олларию несколько позже, чем ожидалось. Если кто еще не слышал, то во время пути нас трижды или четырежды догоняла и обходила гроза, с диким ливнем и ярчайшими молниями, нам перебежала дорогу зеленоглазая лисица (вот так вот, перебежала, остановилась и несколько секунд на нас смотрела), на перекрестке нам пришлось остановиться и пропустить несущийся экипаж. Как же велико было наше удивление, когда мы увидели, что четверкой жутковатых вороных коней управляет левой рукой зеленоглазый блондин! На этом, казалось бы, должны были наши беды закончиться, но... проскакавшая и обогнавшая нас пегая лошадь... быстро развеяла эти мысли. Странно, что обогнала. Видимо гналась за кем-то другим. Уже не таким странным показалось наличие на горизонте блуждающей башни. И практически совершенно не странным человек, стоявший на дороге и пытавшийся что-то мне передать (а потом, по версии Манрика-младшего, всосавшийся мне в позвоночник). Главное, что до места мы все-таки добрались, и мне было даже что сказать. Забавно было мимолетом узнать об убийстве одного из братьев Савиньяков. Почему забавно? Потому что стечение обстоятельств было таковым. Да и я предпочитаю не тужить о чужой смерти. Смерть - это ведь далеко не конец. И надо же было такому случиться, что когда мы разговаривали с Ноймариненом позади нас, в доме, на крыльце которого мы стояли, арестовали маркиза Эрпри, а потом пришли и сообщили, что вышеупомянутый маркиз застрелил первого маршала. Вот такие вот пирожки с котятами. Чуть позже я участвовал на суде все еще упомянутого выше маркиза. И меня первого спросили, каков мой вердикт (я просто сидел с краю). И как долго не могли сорваться с моих губ заветные слова. Сам арестованный сказал их за меня. Расстрел. Затем то же слово повторили все сидящие за столом. Мой соберано посмотрел на меня и сказал: "Вы будете командовать казнью, маркиз Салина". Я кивнул. Потом я развлекал всех, кто подходил историей своего путешествия, максимально отвлекая герцога Ноймаринена от тяжелых мыслей. Забавно было потом, когда я отошел, услышать от кого-то "О, а Ноймаринен-то вон, сидит, смеется" - и ответить на это совершенно четко "Это нормально. Какой смысл плакать?" И отходил я для того, чтобы пообщаться с арестантом. И не чтобы узнать, за что он убил человека... маркиз Эрпри сообщил мне веселое: Арсен просит разорвать помолвку. И ладно бы, если бы из-за политики. Из-за любви! Убил бы подлеца. Не в силах поверить, что он влюбился за те два месяца, которые прошли после помолвки с моей дочерью. А если так, то он изначально врал? А Леона ведь влюблена в него... В итоге, сидел палач с приговоренным и ржал за жизнь. На выходе от арестанта встретил своего соберано, в сердцах нажаловался ему. Он покивал головой и философски сообщил, что оно и к лучшему. Мол, сын государственного преступника и все такое. Я вздохнул, кивнул, узнал о его дуэли на следующее утро в десять и пошел дальше. Ах да, пока я ехал, мою звезду учили играть в кости. Дожили докатились. Оказалось, что во все остальное она уже умеет. Посмеялся. Долго не спал, нашел гамак, покачался, успокоился окончательно, отправился на боковую, встал рано, продолжил скакать и веселиться. Смешно было слышать с балкона фразу: "Вы не думайте, что он несерьезен. Он с таким же лицом снесет вам голову," - ну или как-то так это было сказано, я уже и забыл. Но на казни я был вполне серьезен. Правда, потом уже снова ржал, встретив Манрика-старшего с кудрями. Мы с ним прошлой ночью как раз говорили про мужиков и завивания. В общем, ржал много и плодотворно, но не во всем сейчас могу вспомнить причину. Еще лучше стало, когда ко мне снова прискакал мой адъютант. Веселых марикьярцев стало больше, и дышать веселее стало всем. Как прекрасен был разговор с Манриком-младшим про грибы с картошкой и про план переплыть Померанцево море в полном облачении и с оружием в зубах. Там было много чего-то еще, после чего решено было, что не всегда надо пить, чтобы веселиться. Достаточно подышать с Салиной одним воздухом. И снова жизнь, письма-письма-письма... Самое страшное: землетрясение на Марикьяре. Оно грозило смертями, я даже заказал гороскоп, чтобы узнать, где будет эпицентр и эвакуировать оттуда людей. Но что-то случилось не так, и гороскоп пришел неполный. Не хватало самого главного: описания присланной схемы. Если бы не капитан Буэндиа и мой дорогой адъютант, все закончилось бы очень плохо. Сравнив гороскоп, присланный моей дочери с моим, они поняли, что, судя по всему, дорабатывал (а точнее подписывал адресатов к гороскопам) уже не тот человек, что их составлял. И мой гороскоп разбежался по разным рукам. Начало наших поисков стало и их концом: в то же самое время был убит король. Король, которому я обещал разговор и рассказ о своем путешествии и не успел выполнить обещание. Через несколько минут соберано передал мне бумагу о признании Эрвина Альби (с которым я умудрился подружиться до того ночью) его кровным братом и наследником Кэнналоа и Марикьяры. Мне было сказано бумагу сохранить, что я и сделал. Как я понял, обнародовать сразу ее было не нужно. А после еще одно убийство. Эдвард Карлион. И снова забавно. Предыдущей ночью я говорил с ним за смерть. И как раз о том, что это не конец. Вот так ирония. И еще чуть-чуть времени - мятеж. Отлично. Высокий совет, в котором внезапно участвую отчасти даже в неофициальной роли охранника королевы (ненадолго, но оно и слава Создателю), а заодно в роли зачитывающего манифест мятежников. Осознавать, что воевать будем ни за что, было тоже забавно. Но во мне отключился политик и остался только преданный своему соберано Салина. Все было правильно. Я не мог дать войскам ничего, кроме самого себя. Я шел воевать с радостной улыбкой человека, который не боится ни смерти, ни поражения. Уже там, в бою, отступая по приказу первого маршала Савиньяка, оказываюсь почти даже вне поля боя, недалеко от тяжело раненного Ноймаринена. И как-то случайно сообщаю внезапно принятое во время атаки решение: "Победим - женюсь на Изабелле". Тогда он спросил меня: "Вы так говорите, потому что так верите в нас, или потому что настолько не верите?" И я ответил: "Я говорю так, потому что женюсь". Савиньяк тяжело ранен. Он передает командование мне. Я знаю это. Незадолго до его ранения я получил бумагу, подписанную им как раз на тот самый случай. И первым делом я вывожу свою кавалерию оттуда, куда ее загнали, чтобы сохранить. Мы здесь не пытаемся уберечься, мы здесь воюем. И мы пошли в атаку. Снесли два полка и... артиллерия. Мне казалось, я даже способен разглядеть лицо Ги Ариго, стоящего рядом с батареей, которая простреливает мой отряд. Мы попадаем под огонь, я слетаю с коня. Жуткое ощущение, когда не понимаешь, какую конечность ты чувствуешь, а какую нет. И в этот момент, когда я почти теряю сознание, я думаю о ней. Думаю, что женюсь просто если выживу. Мы проиграли. Попали в плен. Как принято, офицеры обычно находятся в одном месте, пленные простые солдаты в другом. Открывая глаза после лечения, я увидел знакомые все лица. И старший Манрик, раздобывший где-то лютню... или что там это было? И мы, раненные, проигравшие, но не побежденные, начинаем петь. Верное ощущение несломленного духа. Оценил тогда Манриков по достоинству. И вот, столица взята, мой соберано арестован, мы все под арестом, а мой адъютант на пару с капитаном Буэндиа, достают чудом сохранившиеся гороскопы. И я понимаю: они правы. Теперь и сейчас нет ничего важнее Марикьяры и спасения ее людей. Моих людей... нам не удалось собрать все гороскопы, но мы по тем, что у нас были, смогли определить эпицентр. И с позволения Ги Ариго отправляем письмо на Марикьяру. Мы успели. Марикьяра была спасена. А что касается нас... Тогда же, будучи раненным, я передаю не меньшим чудом сохранившуюся бумагу о признании наследника Эрвину Альби. Считаю, что он должен это знать. Я не был уверен, что герцог Алва успел ему это сказать. И вижу выражение лица Эрвина, и понимаю, что да, не успел... но это все еще стоит скрывать, потому что никто не знает, как отнесутся мятежники к кровному наследнику Алвы. Нас всех выводят для... а я так и не понял, для чего нас вывели, поставили почти в ряд. Поставили моего соберано не так далеко от нас, в стороне. Напротив нас стояли мятежники. И было опять же забавно слышать, как Алву обвиняют в том, что он чуть ли не сам занял силой трон. В чем обвиняют кардинала Сильвестра, я так и не понял. Но он стоял рядом с герцогом. А потом... они спрашивают нас, принесем ли мы присягу королю Карлу и королеве-регенту. Нонсенс. И та, и другая сторона воевали за одного и того же короля. Герцог Ноймаринен (единственный из наших, кто участвует в Высоком Совете, и в совете регентов, и должен быть на трибунале и суде моего соберано) слишком рано начинает спорить. Его арестовывают и уводят. И я понимаю, что теперь моего герцога не спасет ничего. И когда они вновь спрашивают про присягу, я выхожу и за всю Марикьяру и Кэнналоа говорю, что мы не приносим присягу королю. Мы приносим присягу нашему соберано. И наш соберано жив. И мы всегда будем за него. Тогда-то мы и слышим то, что понимали уже давно. После трибунала соберано становлюсь я. Это означает, что герцог Алва будет убит (как они говорят, казнен, но при условии отсутствия действительной вины - убит). И нас сразу же уводят. Манрики соглашаются присягнуть королю, Альби тоже. Их отпускают. Мы (я, капитан Буэндиа и мой адъютант) все еще под арестом. Герцог Алва просит меня и Эрвина прийти, за нами посылают, и он передает мне печать и просит увезти Эрвина в Кэнналоа и обнародовать данный им мне документ о наследнике Алвы, когда все встанет на свои места, станет спокойнее. Я соглашаюсь с последним его приказом, обещаю, что он будет исполнен. Мы не успели отойти далеко. Я случайно обернулся и увидел в их руках пистолеты. Трибунал был скор. Казнь была еще скорее. Я не смог уйти сам и увести Эрвина. Мы видели казнь. После я увел Альби в дом, а сам вернулся к "мятежникам", которые теперь уже были не мятежниками, чтобы узнать, могу ли я, наконец, освободить своих людей. Когда меня спросили, соглашаюсь ли я принести присягу королю и регентскому совету, я ответил: "Я приношу присягу королю Карлу. В регентский совет я вхожу сам". К своим кэнналийцам я вернулся уже как соберано. Выпускаю их из-под ареста и иду искать Изабеллу. И да, прошу ее стать моей женой (пока я был в плену уже в столице, она через епископа с зубодробительной фамилией передала мне письмо о своей готовности следовать за мной куда угодно). Кто бы сомневался, моя Изабелла соглашается. И я радостно сообщаю, что мы женимся по всем обычаям, по каким можно: аларианскому, эсператистскому и марикьярскому. Свидетельствовать брак, так свидетельствовать. Оказалось, все не так просто. Надо было кого-то из нас крестить в эсператистскую веру. Не вопрос: Изабелла согласилась легко. Найти крестную мать? Не вопрос - Габриелла Борн эсператистка (правда, тут случилась небольшой казус. Кто-то умудрился сказать ей, что она будет крестной матерью моей невесты, вместо того, чтобы предложить ей это. Злилась она праведно, и, хотя я тоже имел право на злость и гнев (все-таки она увела у моей дочери жениха), я даже извинился за дезинформацию). В общем, все были согласны, начались приготовления к обрядам. А я отлучился поговорить с юным наследником Алва. В итоге было решено, что он сейчас с отрядом кэнналийцев отправляется в Кэнналоа, потом через пару месяцев, как все уляжется, я обнародую бумагу о наследии, и подпишу завещание (с согласия Эрвина), согласно которому после моей смерти он вступает в наследование Кэнналоа и Марикьяры. До того времени он становится наместником на Марикьяре. Мы делаем это для того, чтобы самое тяжелое время для Кэнналоа принял на себя уже привыкший и опытный я, а молодой Алва сначала познакомился с народом, который в будущем станет его, и немного научился быть герцогом. По этому случаю мы даже нашли ему прекрасного наставника: полковник Буэндиа (да-да, полковник с дарованной ему землей, но об этом позже), переживших двух соберано, действительно идеально подходил на эту роль, тем более, что он мог еще и рассказать Эрвину о его семье. А потом, лет через пять, когда Эрвин уже зарекомендует себя и будет готов к принятию своего наследства, я благополучно ретируюсь, он станет соберано, а я вернусь на Марикьяру, к жене, детям и детям. Обряды прошли как по маслу, правда, по моему, те, кто нас венчал, были несколько в шоке, потому что мы особенно не представляли, что нам делать во время венчания, и потому путались и ржали. Ну да ладно. Зато все прошло прекрасно. Включая мое заявление небу: "Она моя жена!" Мой адъютант в итоге был оставлен мной в Олларии, моим доверенным лицом на регентском совете. Он идеально подходил на эту роль, был хорош и умен. Впрочем, он и есть хорош и умен. Так что я не сомневаюсь, что оставил эту часть в нужных руках. К слову, не думаю, что по прошествии пяти лет Эрвин кем-то его заменит. Думаю, там как раз все будет как надо. Что касается капитана Буэндиа, то он заслужил повышение в звании раньше, чем я его ему дал (а что? Я соберано. Имею право). И, конечно, я наделил его землей. Ну и по случаю нашел прекрасную кандидатуру для своей не менее прекрасной дочери Леоны. Думаю, бравый кэнналийский полковник, заменивший меня в сражении, когда я был тяжело ранен, и сложивший со своими кавалеристами три или четыре полка, будет отличнейшей партией и сможет утешить мою Леону в том несчастье, что на нее свалилось.
Вот такая вот история приезда Диего Салины с Марикьяры в Олларию.
Теперь немного о вас. В смысле, благодарности:
Полотнище номер 2Король Фердинанд, вы были очаровательны. Мне жутко обидно, что я не рассказал вам ту историю, которую рассказывал всем. Голубой вам к лицу, кстати )))
Королева Катарина, спасибо вам за то, что поверили моему рассказу. Все так и было, да-да! Спасибо за умение слушать, за улыбку. И за очень тактичное "да, допевать не нужно". Глядя на вас тогда, на Высоком Совете, у меня было дикое желание встать перед вами на колени и пообещать вам все, что захотите. Но меня услали воевать, и я не успел.. оО
Кардинал Сильвестр, безусловное спасибо ))) как минимум за игру. И за спасение Марикьяры, потому что насколько я знаю, именно вы подтвердили догадки моих людей. Спасибо, все было хорошо! )))
Герцог Алва, мой соберано. Спасибо вам за первый разговор, за последний разговор (вот два разговора, которые я запомнил по эмоциям), спасибо за игру, за создание атмосферы. Все было прекрасно.
Отец Агний, спасибо, что обвенчали меня с Изабеллой. В общем-то, мы с вами больше особо-то и не встречались, но как встретились, так сразу хорошо ))))
Герцог Окделл, вас я запомнил по утренней вашей пробежке с оруженосцем. Это действительно было впечатляюще. Вы молодец. И я восхищен тем, что в необходимости устранить как-то герцога Ноймаринена, вы пошли на дуэль, а не на убийство. Вы погибли достойно. Спасибо за игру!
Анри Дарзье, шортики были впечатляющие Х)))) а еще я помню выражение вашего лица в первом моем появлении вообще в доме. А больше мы практически и не встречались. Разве что тогда за макрокартой на боевке. Но, собственно, ты знаешь ))) для меня ты прекрасен в любой роли Х)))))
Герцог Ноймаринен, да-да, уже герцог. И так и останется. Как-то мало времени было, и я не понаставлял вас на путь истинный. Наверное потому, что мне не на ком было вас женить Х))))) но вы молодец. Отстаивать свою точку зрения в любой ситуации - это правильно, хоть и немного безрассудно. Спасибо ))
Вальтер Придд, с вами мы виделись и того меньше, и только слегка за макрокартой, а потом немного на регентском совете. Увы, вспомнить могу немного, но сынуля у вас лихой, надо сказать Х)))))
Ларс Браувер, надо было так и не вступать во все это )))) я был там, потому что должен. У вас был шанс не убивать своих )))) ну да ладно ))) вы все равно мимими ))))
Джастин Придд, вы та еще заноза в заднице. Сижу и думаю, что, счастье, не в моей (ох, как двойственно оно звучит). В любом случае, уж очень бодро вы пришли на макрокарту. Но чтобы я еще раз позволил заставить меня отступить... ух! Спасибо за подхват песен в плену ))))
Марсель Валме, вы просто очаровательны. Как факт )))) хотя чего вам было переться за мятежниками, я так и не понял, ну да ладно. Спасибо за игру )))
Керстан фок Марге-унд-Бингауэр, эпископ с зубодробительной фамилией. Спасибо за четкость и за венчание )))) и за то, что не признали во мне еретика и не отказались вообще венчать. Я б такого, как я венчать не стал Х))))))
Эмиль Савиньяк, человек слова )))) приятно было пообщаться и поиграть. В следующий раз не бойтесь пускать в атаку кавалерию. Поляжем, так поляжем, но хоть не прослывем трусами. Для кавалеристов это хуже смерти )))) для южан - тем более. Спасибо за игру, вы прекрасны )))
Эрвин Альби, зайчик ))))) прямо такой уруру, что защищать и защищать, честное слово ))))) молодец, все вполне четко и правильно. Очень рад, что мои мысли и мою политику поддерживаешь. Уверен, что станешь отличным герцогом Алва. Умничка, горжусь ))) будешь мне как сын )))))
Изабелла, звезда моя и жена моя! Круто было обнимать тебя за талию и прижимать, зная, что вот моя. Что все эти интрижки на стороне, на самом деле, не значат много. Круто было ловить взгляды стоящих рядом мужчин и понимать, что молча, но завидуют. Забавно, что сначала ехали с идеей отсутствия любви. А вон как вышло ))))) все иначе. И очень круто, надо сказать. Спасибо!
Ги Ариго, второй раз играем, и второй раз ты во главе мятежа. Оппаньке, нонсенс )))) ты очень крутой, на самом деле ))) спасибо за игру. И за ту фразу "Придд, ты, конечно, молодец, но Салина интересует меня больше". Крутой, да )))) молодца! Спасибо за игру ))))
Морис Эпинэ, и впоследствии мой верный адъютант. Спасибо, что потащил, спасибо, что сказал, что хочешь видеть меня на игре, спасибо за камзол, спасибо за то, что молодец ))))) ты прямо мега-умница. Справляться с тяжелой такой работой и при этом скакать, как заяц (которого мы по дороге обратно видели) - это особенное умение. И я рад, что потом ты вышел моим адъютантом, потому что это было очень круто. Хоть я и опять проявил себя как Малфой и постоянно терялся Х))))
Арсен Эпинэ, покусать тебя мало! Почему сразу не сказал, что любишь другую. Разбил, блин, сердце моей дочери. Слава богу ее в итоге на игре не было Х))) но все равно, что все-таки сказал - молодец ))) было весело на регентском совете выяснять, где же все-таки твоя невеста. В общем, спасибо за игру.
Мишель Эпинэ, надо сказать, я был в шоке, когда узнал, что вы мне хотели двинуть с ноги! оО Как-то крайне неожиданно, я ж ничего не сделал, а тут на тебе! Ататат, нехорошо так горячиться, как южанин говорю )))) сначала выяснить, а потом уже бить, если есть, за что )))) спасибо за игру ))
Эдвард Карлион, ну как бы ))) первый раз я видел вас живым и мы говорили за смерть, второй раз я видел вас мертвым, и поговорить уже не удалось. Забавное стечение обстоятельств.. оО спасибо за игру ))))
Манрик-старший, завивающийся по утрам, чтобы пойти к королю ))))) я ржал )))) ты молодца )))) очень молодца, что тогда, в плену, надыбал лютню )) иначе было бы все куда тоскливее. Спасибо! ))))
Манрик-младший, ну тут вообще! И Померанцево, и грибочки, и всасывание в позвоночник, и что там у нас еще было? И "можно я постреляю?" - у меня все время было такое же желание Х)))) много-много всего, спасибо за игру! Было очень круто!
Габриэлла Борн - яблоко раздора прямо )))) и тут, и там, и немного вот здесь, и все любовь-любовь Х))))) не прощу за то, что отбили у моей дочери жениха, но спасибо за соглашение быть крестной матерью для моей невесты )))) спасибо за игру )))
Оскар Феншо - вот с кем не увиделся за игру ни разу... оО но я честно обещаю вас отпустить из Кэнналоа домой )))))
Посол Гаунау, отличная идея с завтраком на природе. Она прямо-таки удалась. Правда, набрали ос, ну да ладно. Еще молодцом, что поддержали нас, когда надо было спасать столицу. Оно того стоило. Спасибо )))
Мэтр Лорэ, я так и не понял, что это была за зеленая ленточка, но я знаю, что на ней было желание, которое я, такой молодец, исполнил )))) с вами мы виделись совсем чутка, но спасибо за философский взгляд на знания. Зря воевать не пошли, там было весело ))))
И, наконец, капитан Буэндиа. В конце, но не последний. Героический герой. Самый героический герой из всех героический героев. Спасибо за то, что довез туда и увез обратно. Ты очень крутой, мы здорово сыгрались (впрочем, кто бы сомневался), отлично прошлись, зашибенно снесли в общей сумме шесть или семь полков (а могли бы больше, но что делать). Ты крутой и четкий. Жутко рад, что еще поиграли вместе. И жутко рад, что нашел достойного жениха своей дочери! ))))) СПасибо большое тебе!
И, конечно же, спасибо игротехнику, имени которого не знаю, но который тоже молодца )))) игротехника вообще дело сложное. Спасибо!
И третье, что я собирался сделать, это выложить песню, которую мы пели. Я нифига не помню, как именно мы ее пели, и потому взял на себя смелость написать ее так, как вспомню и доделать.
Как-то такНа поле пушки грохотали, Солдаты шли в последний бой, А молодого адъютанта Несли с пробитой головой.
По нам ударило снарядом. Прощай родимый наш отряд. И куча трупов, лежа рядом, Дополнят утренний пейзаж.
Вокруг все пламенем объято, И слышен стон и храп коней. А жить так хочется ребята. Но и подняться мочи нет.
Нас соберут по полю боя, Поднимут на руки каркас, И залпы пушечных орудий В последний путь проводят нас.
И полетят тут голубята Родных и близких известить, Что сын ваш больше не вернется. И не приедет погостить.
В углу заплачет куртизанка, Смахнет слезу святой отец. И молодая не узнает, Каков был жениха конец.
И будет наш портрет пылиться На фоне выцветавших стен. В мундире строгом, при оружии, Он больше не создаст проблем.
Маленький мальчик. Восторженный и слепой. Вера во что помогала тебе в дороге? Ты не убийца, не лидер, какой ценой Вырвал победу? Не слишком ли это много?
Чем мы знакомы? Лишь встреча и пара строк. Письма, что я не хранил и пускал по ветру. Если бы знал, как стану потом одинок, Верно, иначе писал бы свои ответы.
Что ты задумал? Не грешник и не святой, Ради чего ты игру не свою затеял? Маленький мальчик, пожертвовавший собой... За что? За идею, которой был слишком верен.
Осознавать, что тебя я тогда не понял, Что не увидел, чем кончится этот путь, Как оценить, чем больше тогда был болен: Лёгкими или сердцем, иль разумом как-нибудь.
Страшно подумать, насколько я сам не волен Сделать хоть что-то. Для власти не быть стыду. Что же мы сделали? Кто этим всем доволен? Вряд ли когда-то кому оправданий найду.
Маленький мальчик, надеюсь, тебя попутал - Пусть Леворукий твой разум застлал мечтой. Перевороты всегда вызывают смуту, Жутко поверить, что б стало потом с тобой.
Страшно подумать, себя положил за веру. Что же ты сделал? Кому преподал урок? И для кого твоя смерть станет тем примером, Чтоб показала кому то, что я не смог.
Снова стою на коленях, главу склоняя, Болью калечу сердце - лечу слезой. Сколько свинца ты принял, к несчастью, знаю. Что же ты смертью сделал своей со мной?
Только известие. Сердце встаёт и жмется, Взглядом стеклянным своим обвожу вокруг. Кто из них знает, живому что остается, Если один за другим умирает друг?
Чувство дурное, и сам я хочу туда же! Больно подумать, остался совсем один. Я остаюсь у остатков страны на страже: Боль растворяю в начале своих седин.
Больше не будет. И знаю, что я пророчу. Больше таких не увидит уже земля. Чтобы спасти тебя мне бы хватило ночи, Маленький мальчик, отдавший другим себя.
На моих руках смерть, очень много, что хватит разом В настоящую жизнь и на десять ещё вперёд. Я последний из тех, для кого не хватило часа, Чтоб спасти одного и все сделать наоборот.
На моих руках смерть. Не одна и не две, а больше! И для каждого камня, что есть над могилой там Есть достаточно слов. И не то, чтобы был хорошим, Но за каждую жизнь я свою бы сейчас отдал.
И за каждую жизнь отвечаю своей душою, И пускай говорят, что не мог никого спасти. Не рискну предсказать, что теперь остаётся мною, Но уже не свернуть с предначертанного пути.
На руках моих смерть. Если скажут, что все иначе, Ни поверить нельзя, ни себе оправданий брать. Просто понял уже, и душа моя снова плачет, Заставляя в ночи перед каждым из них стоять.
Вот уже перешёл все границы и все запреты. Становлюсь без лица, отдавая себя стране. Я не вижу конца, даже если он будет где-то. И не вижу конца, даже если он будет мне.
На руках моих смерть. Успокоить бы как-то сердце. Только нет ни покоя, ни веры в свою судьбу. Нахожусь в темноте и стучусь в закрытую дверцу - А над нею земля - я ногтями ее скребу.
На руках моих кровь. Их за день было слишком много, Это стольких спасти по причине дурной не смог. Уходили в Закат, оборачиваясь с порога - Оставляя меня не ступать за этот порог.
Вот остался один, никому не открыто это. Никому не открыть, что мешает мне быть собой. Словно умер уже для того и этого света - И никак не узнать, что теперь остаётся мной.
Разболелась душа, понимаю, что будет хуже. С каждым сном из груди вырезают теперь куски. Да, спасает, что я остаюсь и отцом, и мужем. На руках моих смерть, не подать мне теперь руки.
Внезапно съездила на игру по Камше. Ничего не знала о фандоме, о персонаже, которым ехала. Выяснилось, что я вполне могу играть пятидесятилетних мужиков, аристократов, отцов семейства и политиков. Даже несколько удивило. Даже от тех, кто не знает меня по ХС прицепилась фамилия Малфой. На этот раз Люциус. Мне даже сказали, что если созерцать на какой игре отыграть Люциуса или Драко - позвать на роль Нарциссы. Не вопрос. Если вдруг - позову. Меня оттуда почти никто не читает, но было круто. И спасибо всем, кто был. Если вдруг кого унизить зайти - пишите в комменты - выдам персональное спасибо. Ибо многим мне есть, что сказать. Главное, скажите, кого играли. Реально многих был рад узнать. Очень рад. Как-то так.
Я ли тебя обрекала, мой вечный воитель? Громко кричала я вслед, разбиваясь о ветер? Ты ль уходил от меня в никакую обитель? Помню все так, словно все это делали дети. Помню все так, словно нас с тобой не было вовсе. Помню все так, словно я с тобой - призрак минувший. Наших имен ни одно поколение не носит, Не потерялись во сне наши мертвые блудные души. Нет нас с тобой. И ведь не было вовсе и раньше. Нет ни тебя, ни меня в этом мире погасшем. Я проживаю свой век в непродуманной фальши Памяти той, прошлым тем, что зову только нашим. Я не хотела прощаться, но, видно, придется. Ты ведь придуман, и я отрицаю рождение. Сердце мое без тебя как-то медленно бьется, Сложно поверить, что ты - это лишь наваждение. Ты существуешь! Кричать бы об этом над крышей... Птицей парить бы свободно. Но я от бессилия Просто пытаюсь подняться немного повыше, Просто пытаюсь себе наколдовывать крылья. Веры не хватит, но я тебя жду очень верно, Даже собака не сможет прождать тебя столько же долго. Ты для меня всегда будешь единственно-первым. Больно считать, что я жду тебя как-то без толку. Больно считать, что такой ты еще не родился. Больно подумать, что счастье уже не вернется. Больно считать, что ты мне просто некогда снился... Больно подумать... но, видимо, все же придется. Выдумать сказку, чтоб было полегче скитаться. Выдумать что-то, чтоб как-то найти объяснение. Выдумать сказку, и в ней же с тобою расстаться. Это садизм, нездоровое столь увлечение. Просто садизм. Разве Дьявол придумает лучше? Вывернуть душу, всадить в нее память-осколки. Мы ведь всего лишь заблудшие мертвые души... Что же мне делать, раз верю в тебя настолько?
Не отпустит. Ты будешь со мною и дольше. Несколько лет за тебя отдавала душу. Я не могу так. Ты слышишь?! Не надо больше! Что же ты памятью мне мое сердце рушишь?! Что же ты давишь собой на изломанный жизнью череп?! Что не уйдешь ты, раз больше не будешь рядом?! Знаешь ведь, больше никто так не будет верен, Что издеваешься, манишь медовым взглядом? Хватит! Устала я снова бороться с ветром. Просто устала я памятью жить... тобою. Снова кричу. И молчание мне ответом - Вместе с отчаянием снова сознание вскроет. Кто ты такой, чтоб меня разрывать на клочья?! Кто ты такой, чтобы так поступать со мною?! Хватит! Терпеть это нету мне больше мочи... Как же устала я наедине с собою. Хватит мой разум на крест забивать гвоздями! Я не католик, чтоб мне разбивать запястья. Это они себе муки вписали сами, Я же хотела всего-то немного счастья! Что же ты, сволочь, меня не отпустишь просто? Я бы жила себе так, завела бы мужа. Я бы любила его. Слышишь ты! Я серьезно! Выйду вот замуж. И пусть же мне будет хуже. Выйду вот замуж! Назло тебе выйду замуж! Думаешь, ты тут один такой незабвенный?! Нет! Обойдешься! Хватит! Сыграла драму. Я так устала быть памяти вечной пленной. Что ты, мерзавец, не знаешь, что мне ответить?! Хватит из памяти мне улыбаться в сердце! Вот... начала тобой снова безумно бредить, Мне от тебя никогда никуда не деться. Ну же, прости меня, я не со зла кричала. Я не смогу без тебя, если память с тобой откажет! Я потерплю, если все начинать сначала, Вот... уже руки на крест положила даже...
Она не дошла до него, казалось, пару шагов - Ну вот-вот, дотянуться, и снова окажется рядом. Он такую ее принимать еще был не готов? Ведь сама она - просто один из ее нарядов.
Она все же боялась: успеет сказать иль нет? Может, сможет, однажды, прильнув к нему снова... снова... Может, сможет сказать ему: он для нее не свет, Но жизнь, обреченная быть для совсем другого.
И вернувшись в леса, как туман, как безумный морок, Лишь шагнув за порог, оступившись, упав на корни - Вновь почувствовать: снова теряешь того, кто безумно дорог, - Его сердце пылает в ужасном кузнечном горне.
Его сердце пылает. Она подскочила снова - Снова бросилась в стену, да та не открылась в город. Нет ни жеста, ни мысли, и нет здесь такого слова, Что поможет, отпустит сейчас же. Не просто скоро.
Никого. Никого. Незаметно гортань сдавило, Больно щемит в груди и горит, разрываясь, сердце. Он уходит. Опять. Тот, кого она так любила. Тот, о душу кого так хотела все согреться!
Шаг неверный вперед, горько плачет стена смолою: Пальцы липнут к коре, замирают, дрожат в испуге. Не кору она чувствует там, у себя под рукою - Это сердце его, его пламя, души и руки!
Где-то час - вот она уж лежит в постели, Рядом с ней только двое - вернее их быть не может. Она шепчет им имя, она им уже не верит: Ее душу сжигает безумие, сердце гложет.
Она тянется вновь, все пытается встать и выйти - Все к нему, все туда, она видит огня зарницу. Она видит его. Лишь его. И она не видит Лица тех, кто сейчас с ней. Родные такие лица.
Все неважно: он там, без нее ему не вернуться! Он ей нужен! Она ему, верно, тоже! Она мечется, стонет и просит его обернуться - Только он не услышит. Он слышать ее не может.
Двое суток... иль сколько? Под месяц? Обманет время! Ее боль заглушалась лишь криком и жутким стоном. Она знала всегда, что она ничего не изменит - Ну так пусть ее с ним, вместе с ним на ветру хоронят!
Двое верных на шаг от постели не отходили, Все меняли повязку на лбу ее и боялись. Если б знали причины, они бы его не простили - Потому и узнать ничего они у нее не пытались.
А когда он сгорел, отпуская на волю пламя, Она ринулась вверх, раскрывая глаза на Полночь. Тот, кто был с ним, чуть позже сумеет... встанет, - А она уже нет. Всё. Намучилась. Хватит. Полно.
Ее разум сломался, и сердце стучать забыло. Буревестник ушла за своей неземной печалью.
Двое верных ушли. Только утром их разбудила Оболочка с глазами, залитыми жидкой сталью.
Буревестник ушла, оставляя для Братства тело. По приказу другой ее куклу снесли к могилам. Рядом с ним быть всего лишь... лишь этого так хотела... Не смогла удержать, и Смерти его уступила.
Ее кукла осталась следить за попутным ветром: Его прах до сих пор там, она это точно знает. Но души его. И она за душою следом Отправляется в путь. Она ищет его и скучает.
И все вокруг мерзкО и однотипно. И интернет - засилие клише. Мне иногда становится противно, А иногда тоскливо на душе. Все об одном: скандалы, войны, дрязги, Повсюду ругань, мат и моветон. И, как ни странно, но любая встряска Меняет русло в ту же из сторон. Все как всегда, мы пишем слово в стену: "И власть - дерьмо, и мир уже не торт". Мы как песчинки чертовой вселенной: Мы только срач ведем который год. Не выметаем сор - сметаем в угол, Потом присядем, чтобы разобрать. Вот тем говном делиться лучше с другом, А то говно народу бы раздать! Ни слова лжи. Позвольте! Только правда! Народ ведь сам имеет право знать! Другое дело - так ли это надо? В дерьме возиться? Силос разбирать? Мы кормим скот отборнейшею бранью, Жрет все подряд "разборчивый" наш скот. Есть у него рабочее "название": Он называет сам себя "народ". Народ. Простите! Я ли не такая? Народ, ты слышишь? Ты ведь не один! Мой личный сорт фасованного рая - Мой информационный героин. Страницы сайтов: все без изменений - Все об одном. Все только об одном. Вот это хобби наших поколений: Самих себя затаптывать в говно.
Я двигаюсь медленно. Очень медленно, словно на ноги и на руки кто-то нацепил мне гири. Это так... кто-то давно сделал это. Слепой, я не могу предотвратить этого. Я давно перестал видеть людей. У меня не осталось шанса однажды снова открыть глаза и сказать: "Эй, ты! Что ты здесь делаешь? Ну хорошо, садись, я расскажу тебе что-нибудь..." Медленно я нашариваю подлокотник кресла, с трудом усаживаясь, слушая, как хрустят от внезапного движения одеревеневшие суставы. Мне страшно даже подумать, что однажды я сяду вот так в кресло и никогда больше не поднимусь. Но с каждым днем, с каждым часом я начинаю осознавать, что мне осталось совсем немного. Этот момент все ближе. Я не знаю, что заставило меня сейчас двинуться к креслу, протянуть руку вперед... Светлые волосы... я точно знаю, они светлые, словно седые. Едва заметная улыбка скользит по моему лицу, неловко касается губ, и я снова забываю выдохнуть. - Я уже не помню, когда последний раз рассказывал для кого-то, - говорю, а хочется плакать, но сухие глаза уже никогда не будут на это способны, - дай мне куклу. Ту, что слева... дай мне ее. Чужие руки берут мою куклу, отдают ее мне, на несколько мгновений касаясь моих ладоней. Я вздрагиваю, случайно вспоминая... - Посмотри, - я снова отгоняю мысли, - видишь... у нее тоже была вера...
- Ты... ты принес? - его дрожащий голос обрывается под порывами ветра. Здесь, в темноте узкого переулка, постоянно гуляют сквозняки, поднимая в воздух обрывки исписанных мусорных листов. Здесь, в тишине голых кирпичных стен и коробок из гипсокартона, сегодня мерно выстукивают нечеткий ритм три сердца. Одно из них стучит ровно, почти уверенно, точно знает, в каком направлении ему надо гнать кровь. Сердце другого постоянно срывается на бег, быстро выстукивает короткие ритмы, похожие на азбуку Морзе. Точка. Точка. Точка. Тире. Тире. Тире. Точка. Точка. Точка. А третье сердце... третье сердце уже почти не бьется. Маленькая фигурка, закутанная в в серый плед, прислонилась к стене и несколько минут назад сползла по ней на темный холодный асфальт, покрытый ровной коркой тонкого, как бумажный лист, льда. - Принес, - он кивает в ее сторону, смотрит немного испуганно и взволнованно, - как она? - Плохо, - ответ короткий, но оттого не менее ясный, - ей немного осталось. Она не выдержит. - Мы... мы не можем ничего сделать? - вопрос, который он задавал уже десятки тысяч раз. Но ответ всегда был один. - Только немного оттянуть. Снова... много принес? - Нет, всего три... - Три? Так... так мало? Неужели... - Да, они не собираются больше давать нам в долг. Боже... дай нам сил дотерпеть до весны. Там станет легче. - Три... три... это так мало. Я думал, они дадут хотя бы шесть. По два на нос... и можно было бы жить. Может, ты... - Эй! Я и так невероятно выкручивался, чтобы нам дали хотя бы эти три! Радуйся, что у нас есть хотя бы это! - Да-да, прости... я просто измучился... - Мы все измучились. Ничего... только бы дожить до весны. Он берет из дрожащих рук маленькую коробочку, они вдвоем подходят к сжавшейся на асфальте фигурке, садятся рядом на корточки. Он высыпает три тонкие короткие палочки на руку, подносит к ее лицу. - Очнись! Смотри! Смотри! Все будет хорошо... скоро ты получишь, что нам так нужно. Потерпи немного. Чуть-чуть. Тонкие дрожащие пальцы возвращают две темные палочки обратно, последняя остается на ладони. Он неуверенно перекатывает ее. Теперь, когда их запретили... уже несколько лет, как запретили, жить с каждым сезоном становится сложнее. Дикая зависимость заставляет пускаться во все тяжкие, чтобы добыть хотя бы пару таких маленьких палочек, в которых - жизнь. Одной палочки хватит ненадолго... но, может, потом удастся протянуть еще какое-то время. Он заряжает ею футляр. Несколько нервных нажатий на поршень большим пальцем. Снова как азбука Морзе. Снова надежда на спасение. Он сглатывает, глядя на свои руки. Тонкая игла касается кожи на подушечке указательного пальца. Сначала только проверить. Он с упоением чувствует, как острая грань прокалывает кожу на пальце, и тут же отнимает руку. Закусив губу, он садится на асфальт рядом с ней и начинает. - Боже! - руки дрожат. Первая порция удовольствия пробегается по нервным окончаниям, заставляя задрожать. Внутренности сжались в комок, а потом отпустило... он расслабился и заулыбался. Глаза его заблестели легким безумием. Так всегда бывает, когда начинаешь их принимать. Второй садится рядом, достает вторую палочку, заряжает... Они сидят с двух сторон от нее, с упоением и наслаждением глядя на распускающиеся под их руками серые цветы, темные ночи, неведомых зверей и людей, которых они никогда не знали. Первый тихо засмеялся. - Как хорошо! Как хорошо!!! - руки начали дрожать сильнее, первая волна наслаждения прошла, пошла волна эйфории. Сначала один, потом второй тихо застонали от удовольствия. Они не заметили, как тонкая бледная рука сначала потянулась к коробочке с оставшейся палочкой, а потом замерла... Они не замечали ничего вокруг. Приход длился не меньше часа. И в этот час им было хорошо. Так хорошо, что они забыли про озноб и голод. Про запреты, законы, гонения... про все на свете. Были только они и разворачивающийся перед ними серый мир. А когда оно закончилось, оба одновременно обессиленно оперлись о стену и посмотрели на фигурку, что была между ними. Она лежала на асфальте и не двигалась. Ее сердце последний раз стукнуло около пятнадцати минут назад. Она не выдержала. Она не сумела даже дотянуться до вожделенной коробочки. - Ты... ты... сказала... бы... ты должна была сказать, - первый наклонился к ней, медленно поднял ее и прижал к груди, - я бы зарядил тебе... вложил в руку... почему ты не сказала? Второй поднял случайно вывалившийся клочок бумажки, где синими чернилами были написаны несколько слов. - Она не хотела принимать, - пробормотал второй, - она знала, что ей осталось недолго. Она оставила нам... боже... - Зачем?! Зачем?! Зачем?!?!?! - он зарыдал, прижимая ее к себе. Завывшая за поворотом сирена заставила второго вздрогнуть: он обернулся назад, закусил губу. - Пойдем! Оставь ее! Ей теперь все равно. Нам пора уходить! - Нет... я не хочу оставлять ее здесь. Мы... мы же можем... мы... - Нет! У нас нет времени!!! ... - Чертова накроманка, - один из прошедших пнул ее хрупкое тельце, - которая уже по счету за этот месяц? - Двадцать первая, - кивнул другой, хмыкнув, присел рядом, оглядывая, - хорошенькая была. Он медленно водил взглядом по чертам лица, волосам, плечам... хмыкнул и поднялся. - К черту, не будем убирать. Мусорщик придет, все очистит. Ушли и эти. Осталась только она, лежа лицом к кирпичной стене, потянувшаяся к темному листку. А ее рука долго еще мертвой хваткой зажимала в руке...